Священник Константин Кравцов

Ну и главное.  Процесс написания стихотворения - это акт покаяния в изначальном смысле слова, сиречь метанойи - перемены ума. Исправление прошлого через претворения его в устойчивую форму. Кстати, о форме. Форма - латинское понятие. Его греческий эквивалент - Морфа. С прописной буквы - потому что это имя собственное: одно из имен Афродиты, несулчайно возникающей в результате жертвоприношения. а именно- кастрации. Кастрации Урана (Неба) Кроном (Временем) из пены морской - спущенной в воду 9пущенной по воде) божественной спермы - семени, семенных логосов... Морфа (Афродита) - это имя (внутренняя сущность) Красоты-Любви-и-Смерти, связующей, по мнению греков, всей эйдосы (семенные логосы) мироздания, все корни вещей. Имя космической силы, что, по Проклу, "души, ведомые ввысь, сближает с прекрасным. Ведомые ввысь, т.е. за космические границы. 

Есть только форма и бесформенность (или недооформленность). Форма (Морфа) и хаос, стремящийся разрушить форму, вернуть ее в дородовую, доразумную пену, иными словами, есть Красота и есть энтропия. Только Форма (Морфа) и придает хаосу содержание, которого тот не имеет, формируя его, оформляя... Это и есть творение из ничего. Это и есть поэсис. Оформление хаоса. И - прошлого. Преображение времени (тот же хаос, путаница, мешанина, процесс разрушения связей, угасания энергий)   Метанойя.

Кстати,, "метанойя" может быть переведено и как движение ума (нуса), его передвижение, перемещение. Нус неподвижен и вместе с тем - движется. Между прочим, греческие отцы Церкви и язычники-греки мыслили о Красоте (в христианстве – одно из божественных имен) и Нусе очень сходным образом. Например, то, что говорит Ареопагит о Красоте, грек мог бы сказать об Афродите. Ареопагит пишет: «Именно Красота движет и охраняет все сущее, внушая ему страстное влечение к его собственной красоте». А вот о Нусе и – Его эросе, а также – милости. Максим Исповедник: «Бог производит и порождает милость и эрос... Поскольку полный любви эрос проистекает из Него, можно сказать, что Бог, порождая его, движется. Но поскольку Он Сам представляет собой истинный предмет любви, Он приводит в движение все взирающее на Него и испытывающее любовное влечение согласно своей природе».

Собственно, обычное любовное влечение (будь то чисто животное, инстинктивное удовлетворение похоти или обогащенное, просвещенное изнутри стремление слиться воедино не только телесно, но и быть вместе, жить одной жизнью) и то, что заставляет «работать над текстом» - вещи одного порядка. Только во втором случае это брак… ну, скажем так, с Музой…. Тоже совокупление, зачатие, вынашивание, рождение, воспитание (т.е.-  кормление и обучение – до обретения совершеннолетия, и после – до полной самостоятельности).

И еще. Морфа и Морфей – случайно ли это созвучие?

Вечные сны, как образчики крови,
Переливай из стакана в стакан.

Не просто сны, которым грош цена, а вечные сны… Сны Поэта, которые ты смотришь вместе с Ним. И нужно ли говорить, что эти сны онтологически важней так называемой «реальности» - реальной (увы!) реальности энтропии. Точнее – пока еще реальной, реальной до пробуждения (воскресения), реальности дурного сна, которому поэт придает форму, делая его из дурного – золотым. И делая это как бы во сне, а на самом деле – в состоянии предельной концентрации, в которой разум бодрствует как никогда и вместе с тем – грезит… Разумеется, все это относится не к стихам вообще, а тем, о которые, как об утесы разбивается река времен в своем теченьи. Топящая народы, царства и царей, президентов, скиперов, шкиперов, властителей умов на одну эпоху или на два дня, епископов, архиепископов…

Стихи и звезды остаются,
А остальное все равно.