Священник Константин Кравцов
 ДИНАРИЙ КЕСАРЯ
Не так давно один борец с «либерализмом» закончил свой постинг
саркастическим вопросом: не пора ли отредактировать Евангелие?
Подразумевая, что именно этим кощунственным редактированием и
занимаются «либералы». Но только ли они? И не происходило ли то или
иное редактирование – в головах – всегда, начиная с тех времен, когда
еще не было записано – во множестве редакций, из которых канонизированы
четыре – устное предание? И еще вопрос: кто больше преуспел в искажении
слов Спасителя – «либералы» или «консерваторы» (консервирующие
устоявшиеся и авторитетные в свое время интерпретации).
Слушая
или читая последних, зачастую возникает ощущение, что тот Христос, о
котором говорят они, напрочь лишен всего человеческого, совершенно
оторван от времени, в котором жил и значит – от времени вообще.
Соответственно и от живых людей, и от самой жизни. Этакий глашатай
прописей для всех времен и народов, чьи вневременные распоряжения не
обсуждаются и обязательны для беспрекословного выполнения в любых
обстоятельствах, грозящий ослушнику вечными муками, огнем геенским. Не
удивительно, что тоталитаризм мог возникнуть лишь на христианской почве
– на почве, пропитанной солью, потерявшей силу (связь с жизнью).
Христианство сначала превращается в идолопоклонство, а потом
устраняется за ненадобностью, и вот мы имеем карикатурного Христа
(Царя), будь то Ленин, Сталин или Гитлер, чей успех подготовлен
культивировавшимся веками образом Христа (и Бога) как диктатора. Как
созданного по образу и подобию проповедников ригориста и религиозного
фанатика, налагающего еще более тяжкие и неудобоносимые бремена, чем
Ветхий Завет и возникшие на его основе «предания старцев». 
Другая крайность – «мой друг Иисус», гламурный смайлик из
библейского комикса, вызывающий тошноту точно так же как неотвязный
восторг от улыбки пепси на рекламных щитах.
Так вот о редактировании. Взять историю с динарием Кесаря и этим
известным каждому «отдавайте Кесарево, а божие – Богу». Обычно это
понимается как благословение шизофрении религиозного индивидуализма,
разделения жизни – внешней и внутренней – на профанную и сакральную
сферы, которые не связаны между собой. Как оправдание того, что можно
ходить в храм и вместе с тем – быть коммунистом, или нацистом, или кем
угодно. Богу – свечку, «богоданному вождю» – славословие. Можно быть
православным и вместе с тем пресмыкаться перед властью, допускающей
православие лишь при условии пресмыкательства перед ней.
А что? Сам Христос сказал, да и Павел вот пишет: нет власти не от
Бога (любимая цитата энкэвэдэшников). Вообще, нет такой гнусности,
которую нельзя было бы оправдать ссылкой на Писание или Предание – было
б желание. Тем и страшно «религиозное сознание» (с сознанием
нерелигиозным, для которого честь, совесть, ответственность – не пустые
слова, дело обстоит лучше). Но на самом деле Христос упразднил и ту, и
другую власть. Изгнанием торгующих показав, кто в доме хозяин и что
прежние формы богопочитания («религия» как таковая) если не отменяются
из снисхождения к немощи человеческой, то радикальнейшим образом
трансформируются («се, творю все новое»), и – ниспровергнув власть
Кесаря Своим приходом в мир и распятьем (победой Его Царства над всеми
другими царствами).
Теперь присмотримся к самому этому динарию: чье там изображение и
что там за надпись? Изображение, разумеется, Тиберия, то есть человека,
что с точки зрения ортодоксального иудея само по себе мерзость. Спорный
вопрос, можно ли изображать цветы и животных, но что касается человека
– тут все однозначно: нельзя и точка! А надпись? На одной стороне
«Тиберий Август, сын божественного Августа», на другой –
«Первосвященник». Это уже вообще ни в какие ворота, просто плевок в
лицо благочестивому иудею, который, понятно, не только старался в руки
не брать эту гадость, но и смотреть на нее почитал грехом. Так что
просьба принести динарий уже была выставлением на посмешище фарисеев и
иродиан. Ну и дальше: что значат слова Христа как не в в веденное в
новый, меняющий знаки контекст повторение лозунга Маккавеев «Воздайте
язычникам их воздаяние и исполняйте закон» (1 Макк. 2:68)? Воздать
язычникам – значит разбить их младенцев о камень, отплатить той же
монетой за поругание, однако в этом случае эти же самые слова означают
прямо противоположное: платите налоги. Фарисеи и иродиане лишаются
удовольствия донести Пилату на Христа как на подстрекателя к мятежу и
вместе с тем – удовольствия выставить Его перед иудеями как римского
холуя. Полный облом. И ясно: с этим остроумным провинциалом препираться
бесполезно – пора убивать…

Продолжение (Мф. 22, 15 – 23, 39)
Евангельские
чтения Страстной седмицы и вся она в целом – это прежде всего
предельное заострение вопроса о религии. Религии как причине убийства
Бога и человека, убийства, религиозно оправданного. Осудив Христа,
Синедрион не отступил от буквы закона (данного Богом!), что и
обусловило радикальное переосмысление закона и религии как таковых
Павлом – религиозным революционером, не понятым иерусалимской общиной.
Его «реформаторство», сам его дух были ей глубоко чужды и казались
крамолой. Иначе чем объяснить, что они не ударили палец о палец, чтобы
защитить его от иудеев? Так что конфликт между религией и верой
возникает еще в те времена. Тенденция к законничеству видна уже в
Евангелии от Матфея, отредактировавшего Марка. В дальнейшем она лишь
усиливается и в результате христианство, начавшееся как конфликт с
религией, отправившей Христа на крест, само становится имперской
религией, а затем и религиозно-национальной идеологией. К чему все это
привело – известно. 
Интересней попытки создания альтернативного христианства в ХХ веке,
когда одни христиане молились за одного «богоданного вождя», а другие
за другого, воевавшего с первым. При чем и те и другие, бывало,
принадлежали к одной конфессии, к одной, хотя и разделенной, поместной
церкви (русское православие в лице РПЦ и РПЦЗ). При этом как в
Германии, так и в России существовала официальная церковь (у немцев –
Евангелическая церковь германской нации) и катакомбная,
исповедническая. К первой принадлежали «религиозные люди», для которых
главным в христианстве был культ и то богословие, та религиозная
психология, которые сформировались в имперскую эпоху и могут ужиться
как с нацизмом, так и с большевизмом, да и вообще с какой угодно
властью. И не потому ли так презирал современных ему христиан Ницше,
что к ним можно отнести то же самое, что относит Мандельштам к
«писательскому племени»? Соответственно и о христианстве можно было бы
сказать то же, что говорит поэт-мученик о литературе, деля ее на
разрешенную и написанную без разрешения: первая – мразь, вторая –
ворованный воздух. Так вот ко второй, исповеднической церкви,
принадлежали, коротко говоря, те, кто предпочел ворованный воздух –
мрази. Мрази, прячущей голову в культ и отжившие свой век инструкции по
самоспасению, бегству от зла вместо борьбы с ним. Вместо принятия на
себя ответственности за происходящее по примеру Христа… |