Ольга Шульчева-Джарман

И снова, когда словно угасает свет Пасхи, звучит за Евхаристией этот странный и страшный рассказ. О том, как благочестивые и набожные люди, ученики Христовы, рассуждают о другом человеке, о страдальце, как о вещи, как о предмете их благочестивой и набожной беседы. Нет, они-то не сомневаются, что дело тут в том, что «кто-то согрешил».

Их не волнует человек-слепец. С ним все ясно: страдающий таким пороком – нечист, он вне общества. Не секулярного общества или общества, строящего развитой социализм, а общества народа Божия. Им не горько и не тягостно, что этот человек, израильтянин по крови, но рожденный слепым – не с ними. Они научились заглушать в себе жалость своим «богословием».

Более того, они, очевидно, так и не поняли, до сих пор не поняли, Кто Такой Иисус, Которого они называют Учителем, «Равви». Они осмеливаются втягивать в свою циничную дискуссию и Его.

И тогда Он снова, как при изгнании торгующих из храма, переворачивает все вверх дном. Резко, как бич из вервий, рассекают воздух Его слова, обращенные к ученикам и полные горького гнева:

Фото: Виталий Улицкий, photosight.ru

«Ни он не согрешил, ни родители его, но это для того, чтобы явлены были дела Божии на нем» . (Ин. 9:3).

И вместо благочестивых субботних рассуждений, которым предаются счастливцы, избегнувшие болезни и ожидающие царства Мессии, Который, наконец-то, одарит и наградит их, слышат слова Иисуса:

«Мне надо делать дела Пославшего Меня, доколе есть день: приходит ночь, когда никто не может делать. Пока Я в мире, Я свет миру».

В переводе еп. Кассиана стоит «нам надо делать». Ученики должны делать так же.

Кто же Он, призывающий нарушать субботний покой? Кто же Он, творящий из брения – из праха земного – очи слепорожденному? Не слишком ли страшно то, что происходит здесь? Не только нарушает Иисус субботний покой, но и творит чудо, настолько напоминающее повествование о сотворении человека, что оно граничит в глазах зрителей с кощунством.

И слепой прозревает. Но он не видел Иисуса, он только слышал Его голос, такой иной, чем голоса тех, кто рассуждал о «делах Божиих», приводя в пример страдание слепца, как пример Божественной справедливости.

И слепой, зная Иисуса только по касанию руки и по голосу, свидетельствует о нем в синагоге – и снова осуждается на смерть. Свидетельство – это мартирия, на русский язык оно переводится как «мученичество».

Да, изгнание вон – это социальная смерть, он, исцелившийся, прозревший, снова не допущен людьми в общение с Богом. Точнее, не допущен людьми в круг людей, думающих, что они достойны общаться с Богом.

Отлученные от синагоги люди были настоящими изгоями – и настолько страшно было это отлучение, что родители слепого боятся этого, предпочитая отречься от чудесно исцелевшего сына. Раньше он был просто слепой, как многие слепые, и просил милостыню – они привыкли печально и благочестиво соглашаться с тем, что Бог наказал и сына, и их за грехи:

«Но теперь наш сын не только стал — по своей слепоте и не знанию Закона, конечно же – жертвой какого-то богохульника по имени Иисус! Нашему несчастному сыну еще и не хватило ума отречься от этого сомнительного Целителя! Бедный, бедный дурачок… Все ведь набожные и знающие Закон люди знают – не от Бога этот человек. Не от Бога – значит, от вельзевула… Ах, бедный сын наш! Но нас-то, нас-то, отца и мать, не тащи за собой в смерть! Ты поймешь, ты всегда был добрым и великодушным!»

И, преданный всеми, одинокий, без семьи и без друзей, без всякого человека, от которого можно ожидать помощи, слепорожденный уходит – изгнанный вон.

Он уходит в смерть – ведь после встречи со Христом Богом есть только два пути – путь отречения от Христа и путь смерти за свидетельство о Христе. Нет среднего, удобного пути – встретил Бога, получил Его дар, и радостно живи, как жил. Такое есть у язычников. Они и молятся для того, чтобы улучшить свою жизнь — и получают ответ, и живут дальше. Но, встретив Бога Живого, нельзя остаться в живых.

И слепец уходит в смерть, а не в комфортную жизнь, где встреча со Странствующим Целителем – лишь воспоминание. Он не желает пользоваться Иисусом – он дорожит встречей с Ним, он не позволяет себе согласиться с теми, кто не любит Чудотворца из Галилеи, хотя именно от этих людей зависит теперь то, будет ли его новая жизнь радостной и комфортной.

Расслабленный испугался, что не будет принят в общество этих людей – и с ним случилось нечто худшее, чем его болезнь, которая не отделяла его от Иисуса, а своим поступком, предательством, он словно отшвырнул галилейского Чудотворца, который был ему уже не нужен.

Мужественный слепорожденный не умел и не желал пользоваться Христом – поэтому он был изгнан вон людьми и осужден на социальную смерть.

Но Иисус – тоже один, тоже одинокий и непонятый – ищет и находит бывшего слепца, узнав, что того «выгнали вон». Он не боится общения с изгоями, как не боится общения с больными, слепыми, прокаженными – теми, прикосновение к которым оскверняет набожного человека, по мнению большинства Его современников.

…Иисус при исцелении слепорожденного сказал о Себе, что Он – Свет. Он — Свет, узнанный несчастным слепцом, вырвавшимся из мрака, Он – не безличен и не безразличен к смерти Своего свидетеля. Ему, воистину, есть дело до Своих – не тех, которые не приняли и изгнали, но до того Своего и единственного (ибо каждый – единственный, или, на библейском языке, «возлюбленный», и ради него и пришел Возлюбленный и Единородный Сын Божий) – Ему, Иисусу, есть дело до того единственного, кто увидел Его свет. Ведь слепорожденный засвидетельствовал об Иисусе и пострадал от людей, и был осужден, одинокий, на смерть.

Иисус услышал о нем. Иисус искал и нашел его. Свет обрел Своего сына, чадо Божие, подобное Ему.

И Он открывается ему, бывшему слепцу, до конца. Он является ему иным – не таким, как явился при первой встрече, голосом и касанием.

Как Мария потом не узнает Его, Воскресшего, Восходящего, так и слепец не узнает Его, всегда Иного, всегда Неизменного.

Он открывается ему – и нас не оставляет волнение до замирания сердца: вот Он, простой человек, который похож для Марии на садовника, а для слепца – на прохожего. Вот Он стоит, в простоте и полной открытости перед смелым и грубоватым слепцом, которому уже нечего терять. Не станет ли человеческая сила слепца, та сила, которой он совершил свою мартирию, теперь преградой, не совершится ли от его человеческой силы ужасная ошибка?

Смелый слепец, осмеявший учителей закона, не принявших его, сделавшегося из нечистого слепца – чистым зрячим, а – изгнавших и (фактически убивших) не осмеёт и Его?

«А кто он, господин, чтобы мне верить в него?» Слепец не боится одинокой смерти. Он дерзко отвечает Иисусу, взирая на Него и не узнавая Его. «Скажи, где ты положил Его – и я возьму Его!» Что Ты здесь делаешь? Помоги, садовник, помоги, прохожий — я ищу моего Господа.

Но – говорит к сердцу Его Иисус. И узнает слепец Его, как узнает Его Мария.
«И видел ты Его, и говорит Он с тобою». Я – Тот же, Я не изменяюсь.

И не только от силы слепца была его свидетельство, его мученичество, его мартирия – Дух говорил ему, что сказать и что говорить, и Духом узнал он Сына. Не искал слепец выгоды – он искал встречи. И обрел ее. И поклонился Ему.

И вот они – Великий Свет Истинный и сын Света – вместе и навсегда.

Правмир. ру