Священник Константин Кравцов

Христос воскресе!

Тема завтрашнего дня – негативная реакция на известие о том, что Христос воскрес, на Благую Весть. Проще говоря, неверие. Неверие в воскресение. Из Евангелия мы видим, что не только Фома, но и другие ученики не поверили женам мироносицам, восприняли их слова как бред (согласно синодальному переводу, как «пустые слова»). И это понятно. Представьте себя на их месте. Представьте, что на третий день после похорон к вам в дом вбегает ваша знакомая и уверяет, что покойник жив и она только что его видела. Галлюцинация, что же еще. Вполне закономерная и даже пожалуй неизбежная для пылкой женщины, пошедшей за Тем, в Ком видели Мессию, Царя Израилева, ради Кого они, Его ученики, оставили все и вот оказалось, что Он никакой не Мессия, а скорей всего сумасшедший, как и говорили фарисеи. Если же это так, а это очевидно так, если верить Писанию, где прямо сказано «проклят всякий, висящий на древе», то и мужская психика, мужской ум перед фактом такого чудовищного крушения всех надежд, всех представлений о Боге и мире, о добре и зле оказываются у опасной черты, за которой – мрак безумия, возможно, самоубийство, уже совершенное Иудой, что уж тут говорить о женщине, сосуде скудельном. 

Однако вспомним слова Луки и Клеопы, встретивших Иисуса по дороге в Эмаус и говоривших друг другу после Его таинственного исчезновения: не горело ли в нас сердце наше, когда Он шел с ними неузнанный и объяснял, что именно так и должен был пострадать Мессия, согласно пророкам. Горение сердца – вот критерий истины, не укладывающейся в наши привычные представления о том, что может и чего не может быть. Вероятно, горело оно и у апостолов при сообщении мироносиц, но доводы разума погасили этот занимавшийся свет. Что ж, обычная картина, повторяющаяся из века в век в каждой человеческой жизни. «Плотское мудрование» – так определяет ап. Павел безблагодатную логику, игнорирующую не укладывающееся в ее схемы иное знание...

Апостол Фома – образец упорства этой логики, мужского, слишком мужского, не детского ума:  если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю. Как будто только видимое и осязаемое заслуживает доверия! Впрочем, есть и другая крайность – отрицание всего видимого и осязаемого как иллюзии, майи, или – свойственное эллинским мудрецам пренебрежение к материи, видение в ней лишь отражения мира идей.

Фома не был идеалистом: он хотел видеть и осязать, видеть своими глазами и осязать своими руками. Кстати, заметим, что для евангелиста Иоанна, подчеркивавшего что Слово стало реальной, а не призрачной плотью, как то казалось гностикам, этот момент физического видения и осязания очень важен. Его первое послание начинается так: «О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, – ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам эту вечную жизнь, которая была у Отца, и явилась нам, – о том, что мы видели и слышали, возвещаем вам»

Евангелие от Иоанна написано на рубеже 1-2-го веков, когда в христианстве появилась и, видимо, нашла немало последователей тенденция отрицания действительности Боговоплощения, что было и естественно для эллинистического мышления, гнушавшегося плотью, материей, не столь радикально как индуизм и буддизм, но все же отвергавшего ее онтологическую значимость. Иоанн, напротив, ставил акцент на тождественности Слова, предвечного Логоса и ненавистной идеалистам «плоти» в лице Иисуса. История с Фомой – очередной аргумент в этой антидокетической полемике. Ты хочешь видеть и осязать – что ж, подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим.

Желание Фомы, таким образом, признается вполне законным, однако в последних словах Иисуса слышен мягкий упрек в неверии, за которое Воскресший порицал и других учеников. Упрек в косности, узости, в ложной вере или суеверии, потому что, что такое неверие как не вера, но вера ограниченная, не выходящая за горизонты очевидной для всех данности? Неверующих людей не существует и не может существовать в принципе, вопрос в том – кому и чему они верят. Атеизм ведь тоже ни что иное как вера – вера в несуществование Того, Чье существование не доказано как дважды два четыре. Вера в то, например, что воскресения Христова не было, что все это либо бред, либо история, вымышленная общиной Иисуса. Собственно, только на этих двух доводах и построено отрицание воскресения, чья «объективность» действительно недоказуема. И слава Богу! Потому что, что означало бы признание этого происшедшего в истории, но вместе с тем и выходящего за ее рамки события в качестве «научного факта»? Это лишало бы ни много ни мало самой возможности веры. Научный факт не может быть объектом веры – он принимается как факт с учетом предъявленных доказательств. Бессмысленно говорить о вере или неверии в то, что вода кипит при температуре 100’ – вскипяти, замерив температуру, и убедись, если сомневаешься. Научный факт не оставляет места для свободы выбора, а где нет свободы, не может быть речи и Боге, Который и есть абсолютная Свобода. Человек постольку человек, поскольку он свободен, в этом его богоподобие и Творцу нужны именно свободные, самоопределяющиеся личности, а не заводные куклы. Поэтому воскресший Христос и является не всем, а лишь Своим ученикам и тем, кто готов стать Его учеником

Итак, воскресение научно недоказуемо в силу своей собственной логики – логики свободы, а не принуждения. Однако насколько убедительны аргументы против воскресения?

Рассмотрим их по порядку. Первый, известный по Евангелию от Луки: воскресение – бред расстроенного воображения, галлюцинация. «Благословенны те моменты, в которые страстное чувство галлюцинирующей женщины дало миру воскресшего Бога!» –   патетически восклицал Ренан. Звучит эффектно, но если перечитать делается смешно. Или мир на протяжении двух последних тысячелетий был ни чем иным как сборищем непуганых идиотов, или глупец при всем своем позитивистском уме и эрудиции этот популярный в свое время беллетрист, писавший о Христе и апостолах. По Ренану получается, что апостолы, восприняв поначалу известие Марии Магдалины и других мироносиц вполне адекватно, т.е. именно как бред, потом почему-то пересмотрели свое отношение и то ли начали бредить сами, то ли сознательно врать да так успешно, что убедили в том, что это не бред сотни, а затем и тысячи несчастных, более того – в этот бред поверил наконец и сам римский император и верили все последующие века как верят и до сих пор миллионы вовсе не глупых, не склонных доверяться «бабьим басням» людей. В общем, цирк да и только. Но можно верить и в такую картину, точней, картинку, однако мне, например, кажется очевидным, что любое движение, построенное на лжи и заблуждении, не может стать движущей силой истории, радикально ее изменив и преобразовав, создав буквально новый мир с иными, устойчивыми представлениями о добре и зле, иной, уникальной культурой.

Политические антихристианские движения ХХ века – фашизм и коммунизм – исчерпали себя за несколько десятилетий, в течение которых держались исключительно на насилии, община же Иисуса, Его Церковь вступает в третье тысячелетие своей истории. Благодаря «страстному чувству галлюцинирующей женщины»? Или сознательному обману полуграмотных галилейских рыбаков, трясшихся от страха и прятавшихся после Распятья? По-моему, нужно быть в очень специфических отношениях с реальностью, чтобы принимать такую фантастическую версию за истину.

Но вернемся к Фоме. Начиная с эпоху всецелого доверия собственному человеческому разуму, будто бы пробудившемуся от полных чудовищ средневекового кошмара, критическое отношение к Евангелию, а после и неверие стало интеллектуальной модой. За умниками потянулись и простецы, за Европой – Россия. «Не поверю, пока не увижу». Евангельский ответ, ответ того же евангелиста Иоанна: приди и посмотри. Проделай некий путь с целью разобраться, Кто Он такой, Иисус из Назарета, Иисус Христос, Которого верующие исповедуют Сыном Божиим и Богом и, возможно, Его слова «блаженны не видевшие, но уверовавшие» смогут быть отнесены и к тебе. Главное – желание. Фома не верил, потому что не видел, но если бы он не хотел видеть, то так и остался бы Фомой неверующим, а какая радость в том, чтобы не верить? Неверие в Воскресение – это вера в смерть и доводы в пользу смерти, распада и бессмыслицы. Такая позиция может быть тоже по-своему эффектна, а, не перестав быть интеллектуальной модой, она к тому же и более выигрышна (выгодна), чем доверие евангелистам. Чем доверие к горению собственного сердца при словах «Христос воскрес!».

o-k-kravtsov.livejournal.com