Священник Константин Кравцов

Завтрашнее евангельское чтение возвращает нас в вечер после распятия и смерти Иисуса, к поспешному, в виду начинающейся субботы, погребению Распятого. Для связности изложения я начну не с того стиха, с которого начнется завтрашний отрывок, а чуть раньше. Тем более, что речь там впервые пойдет о тех самых женах-мироносицах, память которых совершается во второе воскресение после Пасхи, то есть завтра. Итак, вслед за описанием крестной смерти Спасителя, вслед за словами центуриона (сотника), что Этот Человек был поистине Сын Божий евангелист Марк пишет:

Были [тут] и женщины, которые смотрели издали: между ними была и Мария Магдалина, и Мария, мать Иакова меньшего и Иосии, и Саломия, которые и тогда, как Он был в Галилее, следовали за Ним и служили Ему, и другие многие, вместе с Ним пришедшие в Иерусалим.

О женщинах, странствующих вместе с Иисусом Марк говорит впервые, и, возможно, он не упомянул бы о них вовсе, если бы им не предстояло сыграть ту исключительную роль, которой удостоились именно они, а не мужчины. Самая известная из них – Мария Магдалина. Кстати, четвертый евангелист, Иоанн, упоминает только ее и умалчивает о всех остальных. Итак, женщины, последовательницы Иисуса никак не проявлявшие себя на протяжении евангельского повествования стоят издали, глядя на самую отвратительную из казней. Тело Иисуса после предсмертного вопля, обмякнув, безжизненно повисает на кресте. Близится вечер. И тут появляется еще один новый персонаж:

И как уже настал вечер, - потому что была пятница, то есть [день] перед субботою, пришел Иосиф из Аримафеи, знаменитый член совета, который и сам ожидал Царствия Божия, осмелился войти к Пилату, и просил тела Иисусова. Пилат удивился, что Он уже умер, и, призвав сотника, спросил его, давно ли умер? И, узнав от сотника, отдал тело Иосифу. Он, купив плащаницу и сняв Его, обвил плащаницею, и положил Его во гробе, который был высечен в скале, и привалил камень к двери гроба. Мария же Магдалина и Мария Иосиева смотрели, где Его полагали.

Присмотримся к этому человеку – тайному ученику, не просто члену синедриона, но и знаменитому – чем? Мудростью, благочестием? Вероятно, и тем и другим. В переводе на сегодняшний язык мы могли бы сказать, что Иосиф из Аримафеи сопоставим с пользующимся широкой поддержкой депутатом Госдумы и, как видно из следующих строк, к его достоинствам, которым он был обязан своей популярностью, может быть прибавлена еще одно, исключительно редкое: готовность пожертвовать и репутацией и даже жизнью делая то, что должно, готовность бросить вызов сильным мира сего, в том числе и синедриону, и первосвященникам, выдавшим Иисуса Пилату, а также в некотором смысле и самому Риму в лице прокуратора. Забота о погребении осужденного синедрионом как лже-мессия, а римской властью как бунтовщик могла дорого обойтись Иосифу. В глазах иудеев это выдавало его как единомышленника Иисуса, признанного виновным в богохульстве, а значит изобличала и его самого как скрытого богохульника. И коль скоро Иисус был выставлен перед Пилатом врагом Рима то точно таким же врагом и заговорщиком мог бы быть при случае выставлен и Иосиф, а стал ли бы славящийся своей зверской жестокостью и ненавистью к иудеям прокуратор вникать в суть дела – вопрос риторический. Однако поступить иначе ожидавший Царства и – в отличие от Петра! – сохранивший пусть тайную но верность Иисусу Иосиф не мог: оставить тело на кресте, не осмелиться просить Пилата отдать это тело ему, Иосифу, означало, что распятый Праведник будет брошен до захода солнца в общую яму, куда сбрасывались трупы висельников. Допустить этого Иосиф не мог. И еще один штрих к портрету этого бесстрашного праведника: прикосновение к трупу для иудея считалось осквернением, а это в частности означало, что он не мог принимать участия в пасхальных ритуалах. Ради погребения Иисуса Иосиф лишил себя Пасхи, что отличает его от религиозных лицемеров всех времен и народов, готовых обречь на смерть невинного, но не заходящих в преторию, чтобы не оскверниться.

Итак, Иосиф идет к Пилату, дожидается там возвращения посланного к месту казни центуриона, который должен засвидетельствовать смерть Иисуса, потом, возвращаясь на Голгофу через город, покупает саван и ароматные масла, которыми тот должен быть пропитан, чтобы перебить запах разлагающейся плоти. Пропитывание погребальных покрывал благовониями имело не только ритуальную, но и практическую цель. Покойники помещались на выступах в стенах склепа и понятно, с каким смрадом пришлось бы сталкиваться каждый раз, внося туда очередного умершего.

Гробница, как и сад, где она располагалась, принадлежала Иосифу и следовательно была приготовлена им для себя и членов его семьи. Иисус, видимо, оказался первым из самых близких Иосифу людей, погребенных там. Через два года – срок полного разложения тела – Иосиф должен был войти туда снова, собрать кости Иисуса в специальный кувшин (оссуарий) и оставить их там навсегда в расположенной там же нише.

Марк ничего не пишет об участии в этих торопливых похоронах женщин, как мы то видим на иконах и бесчисленных полотнах западноевропейских мастеров. Он упоминает двух Марий – Марию, мать Иосии и Марию Магдалину, которые смотрели, где погребали Иисуса, запоминая место, чтобы сразу после окончания субботнего покоя довершить умащение тела благовониями. И вот, сразу же после этой детали, не уделяя ни слова времени между вечером пятницы и ранним утром следующего за выходным первого будничного дня, торопясь перейти к главному, Марк сообщает: По прошествии субботы Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы идти помазать Его. И весьма рано, в первый [день] недели, приходят ко гробу, при восходе солнца, и говорят между собою: кто отвалит нам камень от двери гроба? И, взглянув, видят, что камень отвален; а он был весьма велик. И, войдя во гроб, увидели юношу, сидящего на правой стороне, облеченного в белую одежду; и ужаснулись. Он же говорит им: не ужасайтесь. Иисуса ищете Назарянина, распятого; Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен. Но идите, скажите ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в Галилее; там Его увидите, как Он сказал вам. И, выйдя, побежали от гроба; их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись.

Если бы рассказ о воскресении был вымыслом, то рассказчик сделал первыми, кто встретил Воскресшего, мужчин по той простой причине, что свидетельство женщин в древнем мире вообще не рассматривалось как свидетельство. Мало ли что померещится убитым горем Марии или Саломии в предрассветных сумерках? Впрочем, в этой сцене, которым и заканчивается, или, точнее, на которой обрывается Евангелие от Марка (древнейшие рукописи кончаются именно здесь, стихи с 9-го по 20-й принадлежат переписчикам) мы видим лишь ужаснувшего их своим видом юношу в белой одежде – Ангела, сообщающего о воскресении Иисуса. Это сообщение, поручение передать ученикам и Петру – не смотря на его отречение! – о предстоящей в Галилее встрече повергает их в шок, они бегут и никому ничего не говорят, потому что боятся. И страх этот вряд ли из тех, что известны большинству из нас. Это – «священный ужас», вслед за которым – дополнения переписчиков.

Среди исследователей существует точка зрения, что Марк сознательно оборвал свой рассказ на этом паническом бегстве, избегая хэппи-энда, лишающего историю загадочной недосказанности, придающей ей особый художественный эффект. Однако вряд ли Марк был озабочен таким эффектом и скорее всего концовка была все же утеряна, в чем нет ничего странного: каждому из нас доводилось видеть книгу, где не доставало бы первой или последней страницы. Здесь же речь идет о манускрипте, о свитке. Но предоставим разбираться в этом специалистам и подумаем о самом событии: почему именно женщинам было поручено принести первыми в этот мир весть о Воскресении? Разве не мог Ангел Божий явиться во сне к одному из апостолов и привести его к пустой гробнице первым? Церковное предание говорит, впрочем, что первой, узнавшей о Воскресении была Матерь Божия, но даже если это и так, то все равно первыми благовестницами были они (а согласно Иоанну и неизвестному переписчику, дополнившему Марка одна Мария Магдалина, что не очень-то меняет суть дела), – они, вряд ли слишком отличавшиеся от женщин, живших когда-то и живущих сейчас. Слабый пол, которому в нашем мужском мире отведено строго определенное, второстепенное место… В мире сем, но не в мире Божьем, не в христианстве, поместившему Женщину в центр мироздания, поставившему Ее превыше всех ангельских иерархий.

Почему так? Ведь для Бога нет ничего невозможного и это значит, что и воплотиться Он мог каким-то иным путем, не говоря уже о том, чтобы явиться воскресшим, ну, если не Петру, то Иоанну, следовавшему за Ним, стоявшему у Креста. Но Он предпочел Марию Магдалину и ее подруг, побежавших чуть свет отдать последнюю дань любви преданному мучительной и позорной казни Учителю, пока перепуганные мужчины, раздавленные депрессией, сидели взаперти и рефлексировали. И в этом – не только непостижимое смирение Бога, но и – Его улыбка….

o-k-kravtsov.livejournal.com